Система вместо Бога
Что есть системопоклонство? Это форма идолопоклонства, когда место Бога занимает Система. Конкретно в церковной жизни, вне зависимости от конфессии, эта подмена имеет давнюю историю и наработанные рычаги: Церковь, как имеющая Единого главу Христа, подменяется в понимании системопоклонника конкретной церковной организацией с ее нуждами и запросами. Системопоклонник начинает служить этой организации и исполнять ее волю, а не следовать прежде всего евангельским заповедям и нравственным критериям.
Системопоклонство в традиционных церквах, в т. ч. в современной версии православия от МП (московский патриархат), часто связано с сугубой сакрализацией иерархии. «Вязать и решить» — как абсолютное право, а не как ответственность, связанная, прежде всего, со служением Богу, общине, людям.
Система заняла место Бога. Поэтому стоит звать последователей сего учения «системопоклонники». Собственно, любой семинарист разделяет понятия «церковь» и «система», в разных случаях употребляя эти слова, знает и ироническую присказку: «послушание превыше спасения». Вот из этого системопоклонство и растет. Хотя звучит все вроде бы вполне благопристойно:
«Это путь массовой миссии, рассчитанной на всех и вся; путь отстаивания интересов Церкви во всех сферах общественной жизни; путь укрепления Церкви как крупнейшей многонациональной организации, границы которой выходят далеко за пределы РФ; путь той самой симфонии властей Церкви и государства, — то есть путь созидания великой Системы, какой всегда была Церковь, особенно в эпохи подъема».
Ничего не напоминает?.. Не монолог ли Великого инквизитора из «Братьев Карамазовых»? Тут и симфония, и великие цели, только на Христа и Евангелие ни намека.
Ну и как в песне: «Не, все понятно, но шо конкретно»? На деле-то как? С бедными делиться будем? А церковное имущество и расходы с доходами раскрывать для открытого ознакомления, что, куда и зачем идет, как это принято в иных «системах» и церквах? А церковный суд, независимый и непредвзятый? А соблюдение канонов в целом, а не только избранных и выгодных верхушке? Или все подобное не входит в «путь отстаивания интересов»… Обычно, когда такие вопросы задаешь, системопоклонники сразу начинают бушевать: «Либералы, враги, антисистемщики»! В лучшем случае, удается услышать отвлеченные ответы, вроде такого: «Надо отстоять интересы, а уж потом, постепенно, мы перейдем к решению конкретных проблем, и если враги Церкви нам мешать не будут, то…»
Часто системопоклонники придерживаются взглядов консервативных. Но это совершенно не обязательно. Немало их и среди людей с экуменическими и на вид «либеральными» взглядами, равно и человек консервативных представлений сам по себе не является носителем системопоклонства. Идеальный системопоклонник вообще с легкостью может менять взгляды — собственно, они для него лишь риторика: «либерал, экуменист, монархист, консерватор» — пустое! Главное — служение матери-богине Системе.
...став дьяконом, в первые дни сорокоуста, который клирики Нижегородской епархии проходят в Свято-Троицком Серафимо-Дивеевском монастыре, на первых священнических трапезах стал слышать из уст старших по хиротонии «братьев во Христе» следующие фразы: «Ты сколько в системе?», «А ты как давно в системе?»
В силу своей профессиональной тупости (а по первому образованию я физик-микроэлектронщик, специализировавшийся на программировании) подумал, что ребята говорят о сетевых компьютерных играх. Свалившееся на меня позже откровение, что «системой» называют Церковь или Семинарию (в зависимости от контекста) надолго ввело меня в ступор… Теперь же, благодаря личным поведенческим примерам сослужителей, почти не бывает ступоров, да и многие барьеры давно сняты, о которых, если всё же соберусь, расскажу в исповеди. И потому говоря об РПЦ (МП), клириком которой всё ещё являюсь, буду употреблять нижегородский местночтимый термин «система»…
Точно могу говорить только о себе: за три года дьяконства и священства при зарплате в 15 000 рублей (плюс-минус тысяча) моя многодетная семья с неработающей женой, ухаживающей за младенцами, жила на те деньги, что я зарабатывал ночами или между службами, берясь за любую работу (в том числе физическую, вплоть до разгрузки фур). А также на те крохи, что приносили её ученики, с которыми супруга индивидуально занималась иностранными языками. Делалось это не для шика, и не от полной безысходности и епархиального произвола. Делалось это умышленно, так как первые же месяцы моего священства показали, что самое страшное — это стать финансово зависимым от епархии.
Видя искалеченные судьбы и разрушенные семьи священников (по слухам, в Нижнем Новгороде самое большое количество разводов в семьях духовенства), я понимал, что любым путём нужно сохранить возможность хоть как-то подрабатывать. Брать деньги за совершение Таинств и треб было стыдно. Если что давали — никогда не отказывался. Но если спрашивали, как на рынке: «сколько мы Вам должны» — объяснял, несмотря на лукавые наставления старших нижегородских товарищей, что у молитвы нет цены, Таинства в церкви совершаются бесплатно, благодатью не торгуют и проч. Несколько раз слышал от старших наставников: «Ладно, ты сам — дурак… Но зачем других подставляешь? Это же просто делается… Цену не назначаешь, а говоришь аккуратно, мол, тут делов-то на копейку, или на рубль… А если в храме — пусть за свечным ящиком им продавщица говорит, сколько, помимо кассы, в карман батюшке положить…».
...Не сомневаюсь в поддержке мирян… Но кто их услышит? Или, точнее, кто их слушает? Верующие давно убедились, что для системы они — источник дохода. А убеждение пришло через многочисленные попытки отстоять пастырей, добиться нормальной, лишенной официоза встречи с митрополитом, донести до него свою боль от непомерных налогов и прочих поборов, а также бесконечных переводов священников, которые разрушают духовную жизнь. ...Как тут не вспомнить стояние на морозе унизившихся немощных старух с нашего прихода перед дверьми епархиального управления, где за вертушкой с охраной прячутся церковные менеджеры? Или ответ архипастыря пожилой рыдающей старосте другого храма, молящей владыку о пяти минутах для аудиенции: «Уйди с дороги, мать… мне отдыхать нужно…».
Я многое знаю о наших нижегородских «духовных судьях». Тех самых, которые безошибочно, по их мнению, определяют, в ком из собратьев «бес», кто «перепутал дверь», кто «дурак», кто «психически больной», кто «пребывает в прелести», кто «младостарец»… Всё поставил в кавычки, потому что цитирую те слова, что мне довелось услышать в свой адрес от «старших братьев во Христе», некоторые из которых не живут с жёнами (или жёны с ними?), другие не просыхают даже к началу Литургии, третьи даже в школе не учились, образовываясь на дому по причине неспособности к обучению в коллективе…
Просить Бога — вот выход! Только всё больше я начал сталкиваться с тем, что помощь Бог посылает откуда-то со стороны, от людей, совсем далёких от системы. Посылает неожиданно, сверхрационально, чудесно. В чём же здесь Его промысел? Не в том ли, чтобы, с одной стороны, показать порочность системы, а с другой — укрепить связь с внешним миром, который за порогом системы? Вот только в те моменты, когда внешние в христианской праведности много превосходили внутренних (постящихся и разбивающих лоб о церковный пол), становилось страшно. Неужели я не в Церкви? Но ведь другой-то нет!
А действительно ли Он посреди нас, когда мы в системе? Действительно ли мы Его «единомыслием исповедуем»? А может, мы по-разному с другими батюшками Нижегородчины понимаем Бога и Церковь? Этот вопрос звучал не только в голове и сердце, он начал срываться с губ, ведь «от избытка сердца говорят уста» (Мф. 12). Каково же было моё удивление от утвердительных ответов собратьев, мол, «да, мы по-разному понимаем Христа… Ты романтик и идеалист… При чём тут деньги, налоги и Христос? Христос тут ни при чём»… Так становилось ясно, что для внешне вполне успешного священника Христос может быть ни при чём.
Конечно, я знал, что Богу — Богово, а Кесарю — Кесарево. Но разве епископ — это кесарь? А благочинные — это сборщики податей? И разве не принципом всепрощающей любви нужно руководствоваться в окормлении паствы, когда допускаешь к участию в Таинстве грешника, ещё не способного сбросить оковы смертного греха, а принципом «уловить и этого человека», чтобы поднять доход? Смешалось всё: деньги, доход, «проходимость в воскресный день», «ротация», триста исповедников, которых надо «раскидать» за 40 минут, частое причастие и общий воскресный молебен кафедрального собора с несколькими тысячами записок, где в качестве адресатов указывалось, иной раз, по 30 икон Божией Матери. И, главное, ко всему этому примешивался Христос, который, оказывается, был здесь ни при чём…
Ничего не могу сказать по поводу архиерея. Подозреваю, что его отношение ко мне метко в одном из разговоров выразил благочинный: «Отец Дмитрий, кому ты на ... нужен?» (опять прошу простить за дословную цитату). Действительно, пока мною «затыкали дырки» в службах, пока я поднимал доход, ремонтировал храм и ничего не просил — был не нужен. Стал нужен при первой же проблеме со здоровьем. Но только нужен не для того, чтобы меня поддержать, а для того, чтобы архипастырским внушением добить этот «гнилой балласт».
...О прессинге — отдельно. Дело в том, что главный принцип работы в системе, который мне озвучил мой первый начальник-благочинный после дьяконского сорокоуста, был такой: «Я прессую тебя, ты прессуешь всех остальных». Много раз мне приходилось рассказывать своим прихожанам и собратьям по служению, что в тот день, когда был озвучен этот принцип, я, взрослый мужик, пришёл из храма домой к жене со слезами на глазах. И с порога ей сказал: «Я не понимаю, куда я попал». Несогласие с подменой принципа любви (которому я был сопричастен не только на приходах, где окормлялся до священства, но и в ПСТГУ, а ещё раньше — в миру) принципом прессования стало первым непреодолимым препятствием в моём продвижении в системе.
...Что заставляло терпеть мракобесие далее? Во-первых, убеждение, что иной истинной Церкви вообще нет. Во-вторых, надежда на то, что рано или поздно я окажусь в какой-нибудь ссылке, где обо мне забудут, перестанут пытаться впутывать в интриги и дадут спокойно служить Богу и людям. Так и получилось. Однако через несколько месяцев настоятельства, когда на этом ссыльном приходе стало что-то налаживаться, я услышал интересную фразу от тех самых «мешателей», о которых вопрошает Пархоменко: «Ты что, думаешь, в деревне своей спокойно будешь сидеть? Кто тебе даст?»
Ну и действительно… не дали. Правда, не сидеть, а служить. Да и здоровье, в конце концов, закончилось.
А прихожане тебе со слезами объясняют, что уже был опыт общения с несколькими священниками. И один не пустил причащаться за то, что взяла ИНН и новый паспорт. Другой втирал, что нужно читать правило от осквернения и делать 100 поклонов после каждого греха соития с мужем, брак с которым венчанный. Третий спрашивает на исповеди молодую девчонку: «А в рот брала?» (вновь прошу прощения за точное цитирование), или по спине посохом огревает, изгоняя телевизионного беса. Четвёртый на проповеди говорит про «накачанные силиконом губы Сергея Зверева». Пятый просит позолотить ручку красной бумажкой (5000 р.), чтобы открыть волю Божью. Шестой гонит из храма в период месячных, ссылаясь на то, что «эта баба мне тут щас весь храм осквернит». Седьмой, восьмой… 144-й просто механически, как робот, накрывает епитрахилью, требуя для исповеди заранее дома написать грехи на бумажке, которую он разрывает даже не пробежав глазами… Продолжать?..
Источник >>>
